Стихи про Чуковского - 3 Декабря 2018 - Поздравления с днём рождения

Вот снимок: Лифшиц, Анненков, Чуковский.
И Мандельштам пристроился бочком,
С Чуковским под руку: немного по-таковски,
по-свойски… Видно - хорошо знаком.

Они спокойны, молоды, курчавы.
(Лишь бритый Лифшиц кочетом глядит).
И Мандельштам - до той, до страшной славы -
закинув ногу за ногу, сидит.

Он в дорогом - в пальто, скорей дорожном.
Чуть скован, ну, а в целом ничего.
Позирует в столетье невозможном:
в твоём, в моём… Но, в сущности - его.

Стихи про Чуковского

В санатории плач, в санатории вой,
Потрясен он до самых корней.
Покидает всех нас, уезжает домой
Наш любимый Чуковский Корней.

Мы просили его, мы молили его
Провести здесь еще хоть денек.
Он на нас посмотрел, не сказал ничего,
Но остаться он больше не мог.

Сердце скорби полно, мы ведь знали давно,
Что отсрочек, увы, не дано.
Нам сулили кино, нам давали вино,
Но развлечь не могло нас оно.

Расставания час; как волнуешь ты нас!
... Вот Чуковский к воротам идет.
На сей раз не Пегас, и не форд, и не "ГАЗ",
"Эм-один" у ворот его ждет.

И сирены сигнал как труба прозвучал,
И рванулась машина вперед...
... Мертвый час уж настал, но в унынье стоял
У ворот санаторный народ.

Приуныл наш мирок, загрустил, одинок,
Словно каждый из нас занемог.
Нам давали пирог, но не шел он нам впрок
И ничем нас утешить не мог.

Кто бывал в отпуску, тот изведал тоску,
Все мы стали хандрить и грустить.
Через день, через два все сбежали в Москву,
И пришлось санаторий закрыть.

Чтоб смягчить сей афронт, был объявлен "ремонт",
Но легенда иное гласит:
Мрачной тучей навеки покрыт горизонт,
Санаторий навеки закрыт.

Не вернется сюда никогда-никогда
Санаторный веселый народ.
Воцарится безмолвие здесь навсегда,
И дорога сюда зарастет.

Чудеса из чудес! Всюду вырастет лес,
Все замрет в заколдованном сне.
На сосне до небес вдруг поселится бес,
На высокой и стройной сосне.

Но, быть может, в один из таинственных дней
В этот сумрачный лес невзначай
Забредет досточтимый Чуковский Корней
И закажет: "Печенье и. чай".

И тогда наважденье исчезнет, как дым,
И волшебные чары падут.
Санаторий воспрянет от сна молодым.
И все птицы вокруг запоют.

Птицам гнезда здесь вить, людям снова здесь жить,
И сойдемся мы все здесь опять.
И Чуковского снова мы будем просить
О Панаевой нам рассказать.

Вновь мы будем гулять здесь при свете луны,
Вновь начнутся "сеансы" кино.
... Так легенда гласит, мы ей верить должны,
Ведь не верить легендам грешно.

Узкое
3 мая 1940 г.

Стихи про Чуковского

Неправо о стекле те думают, Шувалов,
Которые стекло чтут ниже минералов.
Ломоносов

Солдат пришел к себе домой -
Считает барыши:
"Ну, будем сыты мы с тобой -
И мы, и малыши.

Семь тысяч. Целый капитал
Мне здорово везло:
Сегодня в соль я подмешал
Толченое стекло".

Жена вскричала: "Боже мой!
Убийца ты и зверь!
Ведь это хуже, чем разбой,
Они помрут теперь".

Солдат в ответ: "Мы все помрем,
Я зла им не хочу -
Сходи-ка в церковь вечерком,
Поставь за них свечу".

Поел и в чайную пошел,
Что прежде звали "Рай",
О коммунизме речь повел
И пил советский чай.

Прошло три дня, и стал солдат
Невесел и молчит.
Уж капиталу он не рад,
Барыш не веселит.

А в полночь сделалось черно
Солдатское жилье,
Стучало крыльями в окно,
Слетаясь, воронье.

По крыше скачут и кричат,
Проснулась детвора,
Жена вздыхала, лишь солдат
Спал крепко до утра.

В то утро встал он позже всех,
Был сумрачен и зол.
Жена, замаливая грех,
Стучала лбом о пол.

"Ты б на денек,- сказал он ей,-
Поехала в село.
Мне надоело - сто чертей!-
Проклятое стекло".

Жена уехала, а он
К окну с цигаркой сел.
Вдруг слышит похоронный звон,
Затрясся, побелел.

Семь кляч влачат по мостовой
Дощатых семь гробов.
В окно несется бабий вой
И говор мужиков.

- Кого хоронишь, Константин?
- Да Глашу вот, сестру -
В четверг вернулась с имянин
И померла к утру.

У Николая помер тесть,
Клим помер и Фома,
А что такое за болесть -
Не приложу ума.

Настала ночь. Взошла луна,
Солдат ложится спать,
Как гроб тверда и холодна
Двуспальная кровать.

И вдруг... иль это только сон?-
Идет вороний поп,
За ним огромных семь ворон
Несут стеклянный гроб.

Вошли и встали по стенам,
Сгустилась сразу мгла,
"Брысь, нечисть! В жизни не продам
Толченого стекла".

Но поздно, замер стон у губ,
Семь раз прокаркал поп.
И семь ворон подняли труп
И положили в гроб.

И отнесли его в овраг,
И бросили туда,
В гнилую топь, в зловонный мрак,
До Страшного суда.

1919

Стихи про Чуковского

Корней Иванович Чуковский,
Прими привет мой маршаковский.

Пять лет, шесть месяцев, три дня
Ты пожил в мире без меня,
А целых семь десятилетий
Мы вместе прожили на свете.

Я в первый раз тебя узнал,
Какой-то прочитав журнал,
На берегу столицы невской.
Писал в то время Скабичевский,
Почтенный, скучный, с бородой.
И вдруг явился молодой,
Веселый, буйный, дерзкий критик,
Не прогрессивный паралитик,
Что душит грудою цитат,
Загромождающих трактат.
Не плоских истин проповедник,
А умный, острый собеседник,
Который, книгу разобрав,
Подчас бывает и неправ,
Зато высказывает мысли,
Что не засохли, не прокисли.

Лукавый, ласковый и злой,
Одних колол ты похвалой,
Другим готовил хлесткой бранью
Дорогу к новому изданью.

Ты строго Чарскую судил.
Но вот родился крокодил,
Задорный, шумный, энергичный,
Не фрукт изнеженный, тепличный.
И этот лютый крокодил
Всех ангелочков проглотил
В библиотеке детской нашей,
Где часто пахло манной кашей.

Мое приветствие прими!
Со всеми нашими детьми
Я кланяюсь тому, чья лира
Воспела звучно Мойдодыра.
С тобой справляют юбилей
И Айболит, и Бармалей,
И очень бойкая старуха
Под кличкой «Муха-Цокотуха».

Пусть пригласительный билет
Тебе начислил много лет,
Но, поздравляя с годовщиной,
Не семь десятков с половиной
Тебе я дал бы, друг старинный.
Могу я дать тебе — прости!
От двух, примерно, до пяти…

Итак, будь счастлив и расти!

Стихи про Чуковского

В музеях, что для публики открыты,
Где множество реликвий и святынь,
Мы видим изваяния богинь -
Афины, Геры, Гебы, Афродиты.

В них также манускрипты знамениты,
Нам говорят кириллица, латынь,
Что блеск, и власть, и красота княгинь
И королев досель не позабыты.
Но важных, пышных зданий мне родней
Тот ветхий дом, где обитал Корней,
Где дочь его - исполненная дара
Свидетельница горестных годин,
Где лучше изваяний и картин -
Живая, восхитительная Клара.

11. 10. 1981.

Стихи про Чуковского

Никому не уйти никуда от слепого рока.
Не дано докричаться с земли до ночных светил!
Все равно, интересно понять, что “Двенадцать” Блока
Подсознательно помнят Чуковского “Крокодил”.
Как он там, в дневнике, записал: “Я сегодня гений”?
А сейчас приведу ряд примеров и совпадений.

Гуляет ветер. Порхает снег.
Идут двенадцать человек.

Через болота и пески
Идут звериные полки.

И счастлив Ваня, что пред ним
Враги рассеялись как дым.

Пиф-паф! — и буйвол наутек.
За ним в испуге носорог.

Пиф-паф! — и сам гиппопотам
Бежит за ними по пятам.

Трах-тах-тах! — И только эхо
Откликается в домах.

Но где же Ляля? Ляли нет!
От девочки пропал и след.

А Катька где? — Мертва, мертва!
Простреленная голова!

Помогите! Спасите! Помилуйте!

Ах ты, Катя, моя Катя
Толстоморденькая...

Крокодилам тут гулять воспрещается.

Закрывайте окна, закрывайте двери!

Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!

И больше нет городового.

И вот живой
Городовой
Явился вмиг перед толпой.

Ай, ай!
Тяни, подымай!
Фотография есть, на которой они вдвоем:
Блок глядит на Чуковского. Что это, бант в петлице?
Блок как будто присыпан золой, опален огнем,
Страшный Блок, словно тлением тронутый, остролицый.
Боже мой, не спасти его. Если бы вдруг спасти!
Не в ночных — в медицинских поддержку найти светилах!
Мир, кренись,
пустота, надвигайся,
звезда, блести!
Блок глядит на него, но Чуковский помочь не в силах.

Стихи про Чуковского

Чуковский, Аристарх прилежный,
Вы знаете - люблю давно
Я вашей злости голос нежный,
Ваш ум, веселый, как вино.

И полной сладким ядом прозы
Приметливую остроту,
И брошенные на лету
Зоилиады и занозы,

Полу-цинизм, полу-лиризм,
Очей притворчивых лукавость,
Речей сговорчивых картавость
И молодой авантюризм.

Москва
12 авг. 1919 г.

Стихи про Чуковского

Так вышло, что живу я в Переделкино.
Когда пишу, в окне перед собой
я вижу в черно-белых прядях дерева
сосулек гребень темно-голубой…
И можно ли с усталостью мириться мне,
когда, старейший юноша в стране,
на мотоцикле вежливой милиции
Чуковский в гости жалует ко мне?
Он сам снимает меховой нагрудничек,
предупреждая: "Только без вина!",
и что-то удивительно накручивает
про Зоргенфрея, Блока, Кузмина…
О, юноши, не надо рано вешаться,
а надо сил побольше запасти
и пережить врагов - достойно, вежливо -
и, чтоб не скучно, новых завести.
И надлежит быть сильным, обязательным,
быть на сверхсрочной службе надлежит.
Всем людям, а особенно писателям
в двадцатом веке надо долго жить.

Стихи про Чуковского

Вот лежит перед морем девочка.
Рядом книга. На буквах песок.
А страничка под пальцем не держится
трепыхается, как парусок.

Море сдержанно камни ворочает,
их до берега не докатив.
Я надеюсь, что книга хорошая
не какой-нибудь там детектив.

Я не вижу той книги названия
ее край сердоликом прижат,
но ведь автор — мой брат по призванию
и, быть может, умерший мой брат.

И когда умирают писатели
не торговцы словами с лотка,
как ты чашу утрат ни подсахари,
эта чаша не станет сладка.

Но испей эту чашу, готовую
быть решающей чашей весов
в том сраженье за души, которые,
может, только и ждут парусов.

Не люблю я красивых надрывностей.
Причитать возле смерти не след.
Но из множества несправедливостей
наибольшая все-таки — смерть.

Я платочка к глазам не прикладываю,
боль проглатываю свою,
если снова с повязкой проклятою
в карауле почетном стою.

С каждой смертью все меньше мы молоды,
сколько горьких утрат наяву
канцелярской булавкой приколото
прямо к коже, а не к рукаву…

Наше дело, как парус, тоненько
бьется, дышит и дарит свет,
но ни Яшина, ни Паустовского,
ни Михал Аркадьича нет.

И — Чуковский… О, лучше бы издали
поклониться, но рядом я встал.
О, как вдруг на лице его выступило
то, что был он немыслимо стар.

Но он юно, изящно и весело
фехтовал до конца своих дней,
Айболит нашей русской словесности,
с бармалействующими в ней.

Было легкое в нем, чуть богемное.
Но достойнее быть озорным,
даже легким, но добрым гением,
чем заносчивым гением злым.

И у гроба Корнея Иваныча
я увидел — вверху, над толпой
он с огромного фото невянуще
улыбался над мертвым собой.

Сдвинув кепочку, как ему хочется,
улыбался он миру всему,
и всему благородному обществу,
и немножко себе самому.

Будет столько меняться и рушиться,
будут новые голоса,
но словесность великая русская
никогда не свернет паруса.

…Даже смерть от тебя отступается,
если кто-то из добрых людей
в добрый путь отплывает под парусом
хоть какой-то странички твоей…
1969

Стихи про Чуковского

На самых скучных лицах меньше скуки.
Идет. Еще один аршинный шаг -
И на столе живут большие руки
Вокруг больших внушительных бумаг.
Вот вкрадчивым, приветственным вступленьем
Погладил публику как будто лапкой кот,
И как артист, влюбленный в исполненье,
Свою статью торжественно поет.
Но прежнего веселья не осталось,
Он в шутку не пройдется на руках,
Надломленная светится усталость
В его молчанье и его словах.
Не мчится мысль как быстрые салазки,
Весь город мертвый, тусклый, снежный шар.
Не слушает он ласковые сказки,
Которые воркует самовар.
Все в голове одни мелькают строчки,
А были ведь и роща, и река,
И синие меж листьями платочки,
И выпуклые облака.
Забыть трамваи, лекции, газеты,
Дышать в душистом, золотом тепле.
Он создан для того, чтоб на земле
Его любили дети и поэты.

1920